Больничные записки
Автор: "известен, но не вам".
Травы в трубку надо положить щепотку. Ровно на одну затяжку. Это очень экономно, и практически нет лишнего дыма.
Сигарета должна тлеть, где-нибудь на подоконнике. Когда услышишь шаги в коридоре, бокс и трубку надо быстро спрятать в карман, взять сигарету и спокойно покуривать.
В общем больничном туалете я делаю напас. Задерживаю дым в легких максимально долго. Затем выдыхаю в окно. В октябрьскую ночь.
Из окна видно, как к приемному отделению подъезжает карета скорой.
Когда ты умираешь, когда становиться плохо холодной ночью, надежда тебе не улыбается. Я знаю.
* *
В отделении 90% стариков. Пахнет старостью и испражнениями. Нищета больницы давит. Я тут уже третий день. За дверью моей палаты под номером 204 еще две двери. Почему то палата разделена стеной. По три койки. Хорошо, что я пока один.
Сестра забегает без стука.
- Там девочку привезли из реанимации, помоги переложить ее на кровать.
Я рад помочь, и иду за сестрой.
То, что я увидел, мгновенно заставляет меня отвернуться. Я берусь за простыню, но в руках нет силы. Я боюсь, что ткань выскользнет из пальцев.
На носилках, на простыне укрытая белым девушка. Снаружи ее голова, руки, нога из-под покрывала.
Тело девушки покрыто трескающейся коричневой коркой. Из трещин сочиться гной и кровь. Руки, ноги и туловище завернуто в пленку. Идет отторжение и пораженная плоть слезает с костей. Глаза открыты. Она в сознании. Когда девушку приподнимают над носилками, она начинает кричать. Громко, душераздирающе.
Так кричала она неделю. А потом умерла.
На каталке в коридоре под простынями ее тело. Сверху и снизу простыни коричнево-красные.
Сестра говорила, что ее привезли из реанимации. Ее обрекли на мучительную смерть.
* * *
Мудрые говорят: суд божий здесь. Судьба - это суд божий.
Тебя судили. Приговор в исполнении.
И ты видишь слезы, слышишь крики по ночам. Ты думаешь: за что люди платят так?
Ты думаешь: справедливо ли обрекать на страдания?
*
В палату вписали Ваню.
Ваня - типичный гопник из 7 микрорайна. Ему 25 лет. Лицо в шрамах. Рассказы про пацанскую жизнь: гоп-стоп, разборки, ларьки.
Ваня не агрессивен и отзывчив. Он помогает больничному персоналу, бегает за сестрой, когда мне надо снять капельницу. Мы с ним самые молодые в отделении. Если где-то необходимо помочь - просят нас.
Ваня пил в палате водку и предлагал мне. Я отказывался и думал о жизненном парадоксе: загремев в больницу, фактически из-за пьянства, желая просохнуть, алкоголь настиг меня здесь.
Я решил накурить Ваню. К тому моменту в палату вписали еще одного парня. Он мне откровенно не нравился, до такой степени, что даже гопник был милее моему сердцу. Вот в одиннадцатом часу вечера мы выдвинулись в сортир.
Сделав затяжек семь, Ваня мотает головой:
- я больше не могу. Не соображаю уже ничего.
Обломало то, что в палате пришлось шифроваться. Мы улеглись на койки. Я взял книжку, Ваня газету.
Взглянув на него, увидел, что Ваня увлеченно читает кроссворд. Не разгадывает, а пялиться в пустые клетки. От живота к горлу накатывает волна смеха. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не заржать в голос. Когда сдерживаешь смех становиться еще смешнее. Я отвернулся от него, чтобы плотина не прорвалась. Палиться было нельзя. Я долго не мог успокоиться. Живот мой дергался, я давился смехом. С умным видом читающий пустой кроссворд Ваня поверг меня в тихую истерику.
* *
В палату напротив привезли парализованного старика.
Нас с Ваней попросили подтянуть его на подушку. Он, почему-то сползал, и ему было неудобно.
Скрюченное, парализованное тело. И страшная, сухая шелушащаяся кожа. С ног до головы белая отмершая чешуя.
- Давайте, ребята подтяните его, слышу я голос и берусь за простыню, скомканную под ним.
- Да нет, возьми его за руку.
Я медлю. Я не могу заставить себя прикоснуться к нему.
Ваня берет его за руку, а я тяну вверх простыню.
- Да за руку его возьми, говорят мне.
- Так нормально, я тяну простыню одной рукой, а другой пихаю под голову подушку.
- Возьми его за руку и подтяни, простыню порвешь.
- Не могу.
- Ну...
- Не могу я!!!
В палате я мою руки и мне не ловко. Я ничего не мог с собой поделать.
Старик медленно умирал. По ночам он плакал. Несколько раз падал с кровати. Меня не просили помочь поднять его.
* * *
Мудрые говорят: справедливости нет.
Есть боль, страдания, смерть и человеческое дерьмо. И каждый, кому приходиться сталкиваться с этим, должен это принять. Пережить это.
Бывает, ношу дают еще до рождения. И только к следующей жизни она станет легче. Вода точит камень, время искупляет прегрешения.
Ты должен быть чистым.
Мудрые говорят: справедливости нет, есть только любовь.
*
На территории больницы по мимо корпусов находится морг, а рядом кухня, где готовят еду для всех отделений. Вокруг бегает десяток собак. Веселые кухонные тетки подкармливают их.
В двадцати метрах, на пожарном водохранилище самопальная беседка, сделанная из спизженной лавочки и спизженного же стола. Беседка чуть прикрыта облетевшей растительностью.
Приехала V. и угощает меня гашиком. Гашик ядреный. Уже после второй затяжки меня начинает параноить, что тетки - то, все секут. От этого становиться веселей. Мы кашляем от густого дыма, чем привлекаем внимание.
V. говорит:
- Да, мы вызывает у них интерес.
Приходиться на время прекратить курение. Вскоре, интерес пропадает, и мы размазываем себя по лавочке глубокими затяжками.
Мир вокруг приятно вибрирует. Ароматный дым очищает голову от негативных мыслей.
V. врач, и это ее терапия для меня.
В конце она делиться со мной гашишем. Я благодарен ей. Я всегда благодарен ей. Только, за чем-то скрываю эмоции.
* *
За парализованным стариком ухаживает его жена. Милая старушка с печальными глазами. Она курила, и мы пересекались с ней в курилке на лестнице.
Однажды она заговорила, а по щекам текли слезы:
- Он все понимает, он в абсолютно здравом уме. Иногда, я думаю, уж лучше бы он не соображал. Он же знает, что ему совсем не долго осталось. Мучается. Он перенес четыре инсульта.
У нас совсем нет денег - говорит она и вытирает слезы платком, а нужны какие-то лекарства, нужна сиделка. Все это его друзья. Они помогают. Платят.
Вот сейчас проситься домой. Не хочет умирать здесь...
Я вижу эту слепую любовь, эту боль и думаю о том, что когда-то они были молоды, может быть, счастливы и влюблены.
Все, что осталось от этого - страдания. Разве заслужили они это.
Спустя неделю, безнадежного, умирающего старика увезли домой.
* * *
Ты должен быть лучше и сильней. Только хороших и сильных пускают выше.
Если ты не хочешь быть хорошим и сильным - тебе придется.
Тебе не оставили выбора.
Либо тьма и гибель свободы, либо яркий свет на конвейере душ.
*
В палате тоже есть туалет. Прямо за первой дверью. Один на шестерых. Когда мне не охота идти в общую уборную в коридоре я задувал прямо там. Это требовало определенной настороженности.
Однажды, я решил накуриться после процедур. В 10 часов дня все отделение бодрствовало, в это время врач совершает обход.
Как только я принялся раскуривать за дверью началось суетное хождение. Это настораживало, но на пол пути останавливаться не хотелось. Затянувшись положенное количество раз, я поджег кусочек газетки – отбить запах конопли. Снаружи, кто-то упорно продолжал шастать. Выходя из туалета, я лоб в лоб столкнулся с врачом. Ничего не подозревающий доктор поинтересовался моим самочувствием. Видимо, запаха он не уловил, хотя мне казалось, что от меня разит травой.
* *
С дедом я познакомился так: я спускался на первый этаж, а дед возвращался в отделение. Ругался и причитал вслух, что не может позвонить. На лестнице в больнице стоят телефоны – автоматы, которые работают по картам. Карты продаются. Старые люди не всегда справляются с этими автоматами, к тому же они работали с горем пополам. Я предложил помощь, и мы дозвонились. Дед оказался очень добрым. Семья его практически бросила. В больнице он находился очень долго. С лета. Он часто заходил к нам в палату, выпить с Ваней. Иногда приносил с собой, иногда пили Ванину. Дед по доброте помогал парализованному, ухаживал за другим брошенным, полоумным и немым стариком. У родственников или у нянек, которые навещали своих больных он, в качестве поощрения, просил четвертинку. Жена парализованного была рад помощи и приносила. Те – довольно мутного вида бабы, ухаживающие за немым, нагло обманывали деда. Им было жалко для него пятидесяти рублей. А мне было жалко деда. Я не понимал, как его могли бросить на произвол судьбы в больницу, на государственный паек. Я не ел больничную еду. Дед просил брать ему. В больнице не давали добавок. Тряслись за свою дерьмовую жратву – не дай бог съешь больше положенного. Мы с Ваней старались подкармливать его. Делились хавчеком. Я спрашивал: - как же получилось, что тебя здесь бросили? А он отвечал: -потому что старые никому не нужны. – Состаришься, поймешь – говорил дед.
* * *
Когда бежишь, сначала стреляют в воздух. Предупредительный выстрел. Лишь затем в спину. Подобно этому высшие силы делают три предупреждения. На первое не всегда обращаешь внимание, после третьего, порой, погибаешь. Высшие силы должны вести тебя. Если ты противишься этому – ты слишком много на себя берешь. Мудрые говорят: уступи водительское место.
*
Неприятного парня выписали. Ваня, предварительно вдрызг поругавшись с буфетчицей (та долго орала матом на все отделение, воспроизводя Ванины претензии; «Мне 60 лет, а он говорит, что я ебана в рот» – кричала эта женщина) и напившись водки после укола димедрола (что повергло его в невменяемое состояние) решил из больницы уйти. Без выписки. В палату быстренько вписали мужичка по имени Владимир. Он был очень спокоен и водку не пил. Только пиво и только на улице. Когда я оставался в палате один я мог позволить себе накуриться фактически не вставая с койки. Я так же забивал по щепотке ганжи и выдыхал в открытое окно. Курить не выходя из палаты было лучше всего. Оставляя окно открытым, чтобы выветривался запах, я прятал ноги под одеялом, и погружался либо в музыку, либо в книгу. Стараясь не думать ни о них, ни о себе. Ни о чем.
* *
На часах 11 вечера и ничего не предвещает приключений. Разве что тремя часами раньше просили отнести кровь на анализ на 1 этаж. В палату входит сестра и просит помочь отвезти в реанимацию мальчика. Парню 21 год. Ему худо. Кровотечение из носа и из…короче, моча с кровью. Хреновые анализы. Никто не знает, что с ним. Хотя, в том, что это пиздец сомнений нет. Реанимация на 1-м этаже... Мы с Ваней завозим парня в грузовой лифт. С нами две молодые врачихи. Сначала его надо доставить в приемное отделение, где сделают рентген и узи. Все происходит крайне медленно. В приемном старики и пьяницы. Старики и пьяницы – основной, по видимому, контингент государственных больниц. Последствия алкоголизма различны и не предсказуемы, как и последствия старости. Когда исследовать парня закончили, его переложили в каталку и теперь мы везем его в реанимацию. На месте приходится ждать. Кажется, что все растеряны, не уверены, никто точно не понимает причину происходящего. Уборщица не спеша моет мол. Врач не спешит к больному. Все же мы дождались. Парен раздевается самостоятельно. Ложиться на каталку. - Мы еще на свадьбе твоей погуляем, натянуто улыбаются врачихи. - Если выживу, отвечает парень. Катались мы три часа.
* * *
Одни называют это бедой, другие испытанием. На самом деле это остановка в пути. Красный сигнал светофора. Возможность протереть запотевшие стекла и понять, что не там свернул. Даже если тебе нравиться тут – это не для тебя. Таковы правила. Мы не выбираем маршруты.……………………………………………………………………
Я курю марихуану. А на улице уже зима. Где взять силы пережить ее?
25 октября - 27 декабря 2005 года, хирургия БСМП, больничный городок
Травы в трубку надо положить щепотку. Ровно на одну затяжку. Это очень экономно, и практически нет лишнего дыма.
Сигарета должна тлеть, где-нибудь на подоконнике. Когда услышишь шаги в коридоре, бокс и трубку надо быстро спрятать в карман, взять сигарету и спокойно покуривать.
В общем больничном туалете я делаю напас. Задерживаю дым в легких максимально долго. Затем выдыхаю в окно. В октябрьскую ночь.
Из окна видно, как к приемному отделению подъезжает карета скорой.
Когда ты умираешь, когда становиться плохо холодной ночью, надежда тебе не улыбается. Я знаю.
* *
В отделении 90% стариков. Пахнет старостью и испражнениями. Нищета больницы давит. Я тут уже третий день. За дверью моей палаты под номером 204 еще две двери. Почему то палата разделена стеной. По три койки. Хорошо, что я пока один.
Сестра забегает без стука.
- Там девочку привезли из реанимации, помоги переложить ее на кровать.
Я рад помочь, и иду за сестрой.
То, что я увидел, мгновенно заставляет меня отвернуться. Я берусь за простыню, но в руках нет силы. Я боюсь, что ткань выскользнет из пальцев.
На носилках, на простыне укрытая белым девушка. Снаружи ее голова, руки, нога из-под покрывала.
Тело девушки покрыто трескающейся коричневой коркой. Из трещин сочиться гной и кровь. Руки, ноги и туловище завернуто в пленку. Идет отторжение и пораженная плоть слезает с костей. Глаза открыты. Она в сознании. Когда девушку приподнимают над носилками, она начинает кричать. Громко, душераздирающе.
Так кричала она неделю. А потом умерла.
На каталке в коридоре под простынями ее тело. Сверху и снизу простыни коричнево-красные.
Сестра говорила, что ее привезли из реанимации. Ее обрекли на мучительную смерть.
* * *
Мудрые говорят: суд божий здесь. Судьба - это суд божий.
Тебя судили. Приговор в исполнении.
И ты видишь слезы, слышишь крики по ночам. Ты думаешь: за что люди платят так?
Ты думаешь: справедливо ли обрекать на страдания?
*
В палату вписали Ваню.
Ваня - типичный гопник из 7 микрорайна. Ему 25 лет. Лицо в шрамах. Рассказы про пацанскую жизнь: гоп-стоп, разборки, ларьки.
Ваня не агрессивен и отзывчив. Он помогает больничному персоналу, бегает за сестрой, когда мне надо снять капельницу. Мы с ним самые молодые в отделении. Если где-то необходимо помочь - просят нас.
Ваня пил в палате водку и предлагал мне. Я отказывался и думал о жизненном парадоксе: загремев в больницу, фактически из-за пьянства, желая просохнуть, алкоголь настиг меня здесь.
Я решил накурить Ваню. К тому моменту в палату вписали еще одного парня. Он мне откровенно не нравился, до такой степени, что даже гопник был милее моему сердцу. Вот в одиннадцатом часу вечера мы выдвинулись в сортир.
Сделав затяжек семь, Ваня мотает головой:
- я больше не могу. Не соображаю уже ничего.
Обломало то, что в палате пришлось шифроваться. Мы улеглись на койки. Я взял книжку, Ваня газету.
Взглянув на него, увидел, что Ваня увлеченно читает кроссворд. Не разгадывает, а пялиться в пустые клетки. От живота к горлу накатывает волна смеха. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не заржать в голос. Когда сдерживаешь смех становиться еще смешнее. Я отвернулся от него, чтобы плотина не прорвалась. Палиться было нельзя. Я долго не мог успокоиться. Живот мой дергался, я давился смехом. С умным видом читающий пустой кроссворд Ваня поверг меня в тихую истерику.
* *
В палату напротив привезли парализованного старика.
Нас с Ваней попросили подтянуть его на подушку. Он, почему-то сползал, и ему было неудобно.
Скрюченное, парализованное тело. И страшная, сухая шелушащаяся кожа. С ног до головы белая отмершая чешуя.
- Давайте, ребята подтяните его, слышу я голос и берусь за простыню, скомканную под ним.
- Да нет, возьми его за руку.
Я медлю. Я не могу заставить себя прикоснуться к нему.
Ваня берет его за руку, а я тяну вверх простыню.
- Да за руку его возьми, говорят мне.
- Так нормально, я тяну простыню одной рукой, а другой пихаю под голову подушку.
- Возьми его за руку и подтяни, простыню порвешь.
- Не могу.
- Ну...
- Не могу я!!!
В палате я мою руки и мне не ловко. Я ничего не мог с собой поделать.
Старик медленно умирал. По ночам он плакал. Несколько раз падал с кровати. Меня не просили помочь поднять его.
* * *
Мудрые говорят: справедливости нет.
Есть боль, страдания, смерть и человеческое дерьмо. И каждый, кому приходиться сталкиваться с этим, должен это принять. Пережить это.
Бывает, ношу дают еще до рождения. И только к следующей жизни она станет легче. Вода точит камень, время искупляет прегрешения.
Ты должен быть чистым.
Мудрые говорят: справедливости нет, есть только любовь.
*
На территории больницы по мимо корпусов находится морг, а рядом кухня, где готовят еду для всех отделений. Вокруг бегает десяток собак. Веселые кухонные тетки подкармливают их.
В двадцати метрах, на пожарном водохранилище самопальная беседка, сделанная из спизженной лавочки и спизженного же стола. Беседка чуть прикрыта облетевшей растительностью.
Приехала V. и угощает меня гашиком. Гашик ядреный. Уже после второй затяжки меня начинает параноить, что тетки - то, все секут. От этого становиться веселей. Мы кашляем от густого дыма, чем привлекаем внимание.
V. говорит:
- Да, мы вызывает у них интерес.
Приходиться на время прекратить курение. Вскоре, интерес пропадает, и мы размазываем себя по лавочке глубокими затяжками.
Мир вокруг приятно вибрирует. Ароматный дым очищает голову от негативных мыслей.
V. врач, и это ее терапия для меня.
В конце она делиться со мной гашишем. Я благодарен ей. Я всегда благодарен ей. Только, за чем-то скрываю эмоции.
* *
За парализованным стариком ухаживает его жена. Милая старушка с печальными глазами. Она курила, и мы пересекались с ней в курилке на лестнице.
Однажды она заговорила, а по щекам текли слезы:
- Он все понимает, он в абсолютно здравом уме. Иногда, я думаю, уж лучше бы он не соображал. Он же знает, что ему совсем не долго осталось. Мучается. Он перенес четыре инсульта.
У нас совсем нет денег - говорит она и вытирает слезы платком, а нужны какие-то лекарства, нужна сиделка. Все это его друзья. Они помогают. Платят.
Вот сейчас проситься домой. Не хочет умирать здесь...
Я вижу эту слепую любовь, эту боль и думаю о том, что когда-то они были молоды, может быть, счастливы и влюблены.
Все, что осталось от этого - страдания. Разве заслужили они это.
Спустя неделю, безнадежного, умирающего старика увезли домой.
* * *
Ты должен быть лучше и сильней. Только хороших и сильных пускают выше.
Если ты не хочешь быть хорошим и сильным - тебе придется.
Тебе не оставили выбора.
Либо тьма и гибель свободы, либо яркий свет на конвейере душ.
*
В палате тоже есть туалет. Прямо за первой дверью. Один на шестерых. Когда мне не охота идти в общую уборную в коридоре я задувал прямо там. Это требовало определенной настороженности.
Однажды, я решил накуриться после процедур. В 10 часов дня все отделение бодрствовало, в это время врач совершает обход.
Как только я принялся раскуривать за дверью началось суетное хождение. Это настораживало, но на пол пути останавливаться не хотелось. Затянувшись положенное количество раз, я поджег кусочек газетки – отбить запах конопли. Снаружи, кто-то упорно продолжал шастать. Выходя из туалета, я лоб в лоб столкнулся с врачом. Ничего не подозревающий доктор поинтересовался моим самочувствием. Видимо, запаха он не уловил, хотя мне казалось, что от меня разит травой.
* *
С дедом я познакомился так: я спускался на первый этаж, а дед возвращался в отделение. Ругался и причитал вслух, что не может позвонить. На лестнице в больнице стоят телефоны – автоматы, которые работают по картам. Карты продаются. Старые люди не всегда справляются с этими автоматами, к тому же они работали с горем пополам. Я предложил помощь, и мы дозвонились. Дед оказался очень добрым. Семья его практически бросила. В больнице он находился очень долго. С лета. Он часто заходил к нам в палату, выпить с Ваней. Иногда приносил с собой, иногда пили Ванину. Дед по доброте помогал парализованному, ухаживал за другим брошенным, полоумным и немым стариком. У родственников или у нянек, которые навещали своих больных он, в качестве поощрения, просил четвертинку. Жена парализованного была рад помощи и приносила. Те – довольно мутного вида бабы, ухаживающие за немым, нагло обманывали деда. Им было жалко для него пятидесяти рублей. А мне было жалко деда. Я не понимал, как его могли бросить на произвол судьбы в больницу, на государственный паек. Я не ел больничную еду. Дед просил брать ему. В больнице не давали добавок. Тряслись за свою дерьмовую жратву – не дай бог съешь больше положенного. Мы с Ваней старались подкармливать его. Делились хавчеком. Я спрашивал: - как же получилось, что тебя здесь бросили? А он отвечал: -потому что старые никому не нужны. – Состаришься, поймешь – говорил дед.
* * *
Когда бежишь, сначала стреляют в воздух. Предупредительный выстрел. Лишь затем в спину. Подобно этому высшие силы делают три предупреждения. На первое не всегда обращаешь внимание, после третьего, порой, погибаешь. Высшие силы должны вести тебя. Если ты противишься этому – ты слишком много на себя берешь. Мудрые говорят: уступи водительское место.
*
Неприятного парня выписали. Ваня, предварительно вдрызг поругавшись с буфетчицей (та долго орала матом на все отделение, воспроизводя Ванины претензии; «Мне 60 лет, а он говорит, что я ебана в рот» – кричала эта женщина) и напившись водки после укола димедрола (что повергло его в невменяемое состояние) решил из больницы уйти. Без выписки. В палату быстренько вписали мужичка по имени Владимир. Он был очень спокоен и водку не пил. Только пиво и только на улице. Когда я оставался в палате один я мог позволить себе накуриться фактически не вставая с койки. Я так же забивал по щепотке ганжи и выдыхал в открытое окно. Курить не выходя из палаты было лучше всего. Оставляя окно открытым, чтобы выветривался запах, я прятал ноги под одеялом, и погружался либо в музыку, либо в книгу. Стараясь не думать ни о них, ни о себе. Ни о чем.
* *
На часах 11 вечера и ничего не предвещает приключений. Разве что тремя часами раньше просили отнести кровь на анализ на 1 этаж. В палату входит сестра и просит помочь отвезти в реанимацию мальчика. Парню 21 год. Ему худо. Кровотечение из носа и из…короче, моча с кровью. Хреновые анализы. Никто не знает, что с ним. Хотя, в том, что это пиздец сомнений нет. Реанимация на 1-м этаже... Мы с Ваней завозим парня в грузовой лифт. С нами две молодые врачихи. Сначала его надо доставить в приемное отделение, где сделают рентген и узи. Все происходит крайне медленно. В приемном старики и пьяницы. Старики и пьяницы – основной, по видимому, контингент государственных больниц. Последствия алкоголизма различны и не предсказуемы, как и последствия старости. Когда исследовать парня закончили, его переложили в каталку и теперь мы везем его в реанимацию. На месте приходится ждать. Кажется, что все растеряны, не уверены, никто точно не понимает причину происходящего. Уборщица не спеша моет мол. Врач не спешит к больному. Все же мы дождались. Парен раздевается самостоятельно. Ложиться на каталку. - Мы еще на свадьбе твоей погуляем, натянуто улыбаются врачихи. - Если выживу, отвечает парень. Катались мы три часа.
* * *
Одни называют это бедой, другие испытанием. На самом деле это остановка в пути. Красный сигнал светофора. Возможность протереть запотевшие стекла и понять, что не там свернул. Даже если тебе нравиться тут – это не для тебя. Таковы правила. Мы не выбираем маршруты.……………………………………………………………………
Я курю марихуану. А на улице уже зима. Где взять силы пережить ее?
25 октября - 27 декабря 2005 года, хирургия БСМП, больничный городок
Комментарии
Отправить комментарий